Таня Гроттер и молот Перуна - Страница 70

Академик развернул свиток и, глядя в него, твердо начал читать, вычерчивая пальцами продетой в щит руки какие-то фигуры. Его голос звучал грозно, слова были отрывисты и звучали как щелчки. Таня никогда прежде не слышала ни такой речи, ни таких заклинаний. Она попыталась было мысленно вопроизвести даже не само заклинание – запомнить его было все равно невозможно, – но лишь небольшую его часть и едва устояла на ногах. Слово жгло как раскаленное железо.

Но не только ей приходилось туго. Златоусый покачнулся. Молот выпал из его руки.

– Погоди, маг! – крикнул он. – Ты забыл о том, что принадлежит мне! Пока они живы, но умрут вместе со мной! Смотри!

В протянутой ладони у древнего божества возникли три крошечных, но живых сердца. Они пульсировали и бились. Бумажные ярлычки на каждом сердце цинично указывали, кому они принадлежат: «Гробыня Склепова», «Катя Лоткова», «Гуня Гломов».

Сарданапал с ужасом уставился на его ладонь.

– Ты думаешь, это фальшивки? – насмешливо спросил златоусый. – Тогда, возможно, мне стоит раздавить одно? Вот это крайнее? Или это?

Он взял среднее сердце двумя пальцами. Сердце пугливо затрепетало, заметалось.

– НЕТ! – крикнул Сарданапал.

– Тогда брось щит!

Щит тяжело упал на песок. Перун расхохотался.

– Теперь встань на колени, маг, и положи голову на щит! Это, конечно, не плаха, но вполне сойдет, – сказал он, обнажая клинок. Никто не знал, остр он или туп. Клинок перетекал, как ртуть, и был беспощаден, как коса Смерти.

– Ну же, живо! Не заставляй меня ждать! Каждая минута промедления – одно раздавленное сердце.

Сарданапал тяжело шагнул к щиту. Таня поняла, что он решился. Он просто не мог иначе.

Все деньги ложь, все злато – бред,
Важнее крови платы нет.
Когда платить придет пора –
Лишь жизнь за все одна цена.
Когда на плахе голова,
Себя забудь – ищи слова, –

услышала Таня голос птицы Сирин.

Раньше, чем она осознала, что собирается сделать, Таня бросилась к щиту и, опережая Сарданапала, опустилась на колени.

– Я умру вместо Сарданапала! Только никого больше не убивай! Только меня! – крикнула она.

Ее щека легла на холодный щит.

Златоусый помедлил, потом занес клинок над головой. Видно было, что готовность Тани пожертвовать собой привела его в замешательство. Боковым зрением Таня увидела, как взгляд Сарданапала метнулся к пергаменту. Его перстень – перстень Повелителя джиннов – накалился, и Таня поняла, что сейчас будет. Он произнесет имя!

Убежденная, что академик не успеет спасти ее, она в ужасе отвела глаза и уткнулась в блестящую поверхность щита. Но даже здесь, в щите, она увидела поднятый клинок и страшное лицо… нет, ли́ца за золотой вуалью. Щит отражал, но отражал совсем не то, что видели глаза. Глаза могли лгать – щит нет.

– Это не Перун! Не надо! – закричала Таня.

Сарданапал изумленно вскинул голову. Слово, почти сорвавшееся с его губ, не сорвалось. Клинок замер, готовясь опуститься. Таня поспешно метнулась в сторону, и лезвие лишь скользнуло по щиту.

– Стой, Троян! – крикнула Таня, ибо это и было его подлинное имя.

Из перстня Феофила Гроттера вырвалась зеленая искра, слившаяся в одну вспышку с искрой из кольца Сарданапала.

Златоусый пошатнулся, закричал. Голубоватое пламя охватило его лицо, кожу, волосы. Мгновение казалось, что он превратится в пепел. Но этого не случилось. Внезапно огонь погас, пламя опало – перед ними, уже не скрываясь под чужим обликом, стоял Триглав. Ветер теребил золотую вуаль на трех его лицах.

– Даже вашему заклинанию не обуздать того, кто древен, как сама Смерть. К тому же вы произнесли его порознь – один начал, и другая закончила, а это ослабляет магию, – сипло сказал он.

Триглав повернулся и повел рукой. Это было слабое, небрежное движение, однако пергамент с заклинанием в руках у Сарданапала покоробился. Казалось, мгновение превратилось для него в годы. Зеленые пятна плесени заплясали на его краях. Пергамент потемнел, буквы на нем стерлись, и он рассыпался в прах.

– Заклинание разрушения. Когда-то во время битвы с богами я уже видел его в действии, – тихо сказал Сарданапал.

– Ты ошибся, старик… Ты видел не заклинание разрушения, а само разрушение. Заклинаниями пользуются маги. У богов же мысль, желание и воля неразделимы. Мы творим то, что желаем. Возводим случайность в закономерность, а произвол – в мораль, – усмехнулся Триглав.

Он дохнул, и Сарданапал упал, не устояв на ногах. Шея и руки его были закованы в тяжелую дубовую колодку.

– И это не магия. Я просто пожелал, чтобы так было, – продолжал Триглав.

Он наклонил голову, и два копья пронзили колодку Сарданапала справа и слева от его головы. Их наконечники прошли вдоль тела, не коснувшись его.

– Я мог бы быть и точнее, но быстрая смерть скучна. Мне хочется увидеть ужас в твоих глазах. Всякий раз ужас тех, кого я убиваю, делает меня немного сильнее, – сказал Триглав.

– Это был ты, все время ты! – сказал Сарданапал. Он с трудом находил слова. – Ты приходил ночами в Тибидохс! Ты принимал облик Перуна, ты нападал на учеников, ты писал на куполе чужое имя! Ты все делал для того, чтобы я произнес заклинание и уничтожил его!.. А я, я – старый олух – ни о чем не догадывался.

Триглав хмыкнул.

– Раньше мудрый дедушка Сарданапал лишь разглаживал козлиную бороду и делал вид, что все ведает наперед. Если же Тибидохс садится в лужу, то всему виной пророческий бред Древнира. Не скрою, он действительно заглядывал в будущее, да только видел лишь то, что хотел увидеть… Он был идеалист, то есть упрощал жизнь до идеи, оскоплял все ее многообразие и любовался ошибочной и ложной гармонией, проистекавшей от такого упрощения.