Кроме явно красивых, встречаются и явно некрасивые люди. Хочется написать Попугаева, но мне Верку жалко. Может, я просто как-то пристрастно к ней отношусь? Со мной такое случается, и тогда я ощущаю себя порядочной сволочью. Но некрасивую внешность, если она действительно очень некрасива, постаравшись, можно носить с особым шармом. Можно делать это с таким достоинством или с такой простотой, что она будет интереснее красоты. Скажем, Грызиана Припятская страшна, как крокодил. Даже больше. Крокодил рядом с ней сошел бы за звезду Голливуда. Но все, и я тоже, находят Грызиану очень эффектной и говорят, что у нее есть свой стиль.
И, наконец, самая большая группа – люди не то чтобы красивые или некрасивые, но обычные. Иногда они могут казаться красивыми, иногда некрасивыми. Все зависит от ситуации, от внутренней одухотворенности, мужества, ума и других человеческих качеств. Мне кажется, эти люди самые счастливые, потому что могут забыть о своей внешности и жить просто для себя. Все мы, и Ванька, и Ягун, и Пуппер, и я – принадлежим к этой третьей группе. А вообще, глупо зацикливаться на мелочах. Недаром Сарданапал как-то говорил, что убить человека – это принизить и уничтожить его в собственных глазах».
Таня уже задувала магическую лучину, когда сонная Гробыня, присев на кровати, взглянула на нее.
– Все строчишь, Гроттерша? Философствуешь? Разве тебе не знакома теория Маргвина? Труд делает из темного мага обезьяну! – зевая, прокомментировала она.
– В таком случае ты уже перетрудилась, – парировала Гроттерша.
Склепова фыркнула и вновь уснула. Она вырубалась всегда моментально и спала всю ночь крепко, как сурок, хотя порой, из кокетства, заливала своим поклонникам про бессонные ночи, которые она якобы проводит, занимаясь тайной магией вуду.
Поклонники не спорили. Спорить с Гробыней было бесполезно по определению. Недаром сама Склепова с гордостью говорила про себя: «А вот я такая! Осел рядом со мной просто образец сговорчивости!»
Следующий день начался без особых происшествий, разве что у доцента Горгоновой во время урока у первогодков сбежало несколько банников и две кикиморки. Кусающихся кикиморок ловили всей школой. Банники же напустили тумана и сгинули неизвестно куда, увеличив и без того завышенный процент негативных вероятностей. Первогодки, по чьей вине сбежала нежить, улюлюкали и веселились больше всех.
И даже Сарданапал не мог на них рассердиться, хотя и пытался. А что с них взять? Десять лет есть десять лет. Вчерашние мальчишки и девчонки из лопухоидов, у которых внезапно для них самих проявились магические способности и которые, по этой самой причине, никак не могли оставаться в прежнем своем окружении.
Таня с трудом верила, что она сама когда-то могла быть такой, как они. Четыре года! Безумно мало для взрослого и целая вечность для подростка!
На снятии сглаза Таня заметила, что Ванька и Лиза Зализина, подсевшая к нему, о чем-то долго шептались. Даже Великая Зуби, несмотря на свою рассеянность и томик любовных сонетов под мышкой, под конец это заметила и едва не наложила на них немотный сглаз.
«Ну и ладно! Хочет шушукаться со своей Лизкой пусть шушукается. Продал меня за три пирожка, Иудушка!» – с раздражением подумала Таня. Ей было так обидно, что хотелось вскочить и выбежать из класса. Она не сделала это, только чтобы не радовать Гробыню и Пипу.
Каково же было Танино удивление, когда сразу после урока Лиза быстро ушла, а Ванька отозвал ее и Ягуна в сторону.
– Нужно поговорить. Случилось кое-что важное! – сказал он.
– Пирожки закончились? – не удержавшись, колко спросила Таня.
Ванька удивленно посмотрел на нее.
– При чем тут пирожки? Лизе приснился сон!
– О, тогда это действительно важно! – признала Таня. – Когда мне в следующий раз приснится сон, я созову пресс-конференцию…
– Юпитер, ты злишься, значит, ты не прав! – сказал ей Ягун. – Если ты не любишь Зализину, это не значит, что ты не должна выслушать Ваньку. Думаешь, почему Лиза сама не осталась? Из-за тебя! Если хочешь, я поговорю с Ванькой сам, а ты иди…
– Ну уж нет, никуда я не пойду. Мне интересно, какие такие сны снятся Зализиной, что оба моих лучших друга обсуждают их, как две сплетницы на рынке, – вполголоса произнесла Таня.
Она чувствовала, что и говорит, и делает что-то не то, но никак не могла остановиться. Она ужасно злилась на всех и, больше других, на саму себя. Еще и эта зеленка с крылышками на губе! Прыщик давно прошел, а зеленка осталась. Все было плохо, как-то вкривь и вкось. А тут еще Ванька, рассказывая, обращался в основном к Ягуну. Ей это было досадно.
– Зализина точно не знает, было ли это сном или видением. Может, и тем и другим сразу. Сегодня ночью она слышала голос. Кто-то сказал, что не хочет уходить. Чтобы закрепиться в этом мире, ему нужны три жертвы… И что тогда произойдет то, чему суждено.
– А кто это был? Кто с ней говорил? – спросил Ягун.
– Она не поняла.
– Как не поняла? Она же видела его или нет? – допытывалась Таня.
– Нет, – спокойно сказал Ванька. – От него исходил такой свет, что на него невозможно было смотреть. Он ослеплял. Напоследок он сказал Лизе, что вскоре пошлет знак. Это будет знак всему Тибидохсу, и появится он на куполе! И сразу после этого – первая жертва. И после третьей жертвы еще один знак – будет найдено то, что считалось похищенным. «Когда утащит вор у вора – пророчество свершится вскоре…» Это Лизка запомнила слово в слово.
Ягун повернулся к Тане.
– Теперь ты видишь, что это важно? – спросил он.
Таня Гроттер хмыкнула.